– Подите к черту.

Он нервно взъерошил волосы, боясь приблизиться к ней и в то же время испытывая желание коснуться ее или хотя бы увидеть ее лицо.

– Что вы теперь намерены делать?

Она повернулась, и он с большим облегчением увидел, что она вновь овладела собой.

– Кроме того, что уже сделала: пришла к вам, чтобы поставить вас в известность, это вы имеете в виду? Остальное вас, думаю, никоим образом не касается.

– Ну-ну. Вы ждете, что я заявлю о своей любви и тут же попрошу вашей руки, я прав?

– В отношении второго – да. Но прошу вас, ни в коем случае не пытайтесь говорить со мной о любви. Последние дни меня достаточно часто тошнит, и я не хочу, чтобы это случилось опять.

Глаза его сверкнули, но Софи не знала, были ли причиной тому ее слова. Коннор выглядел непривычно – одетый как джентльмен и в окружении предметов, свидетельствующих о его профессии: ручек, бумаг, книг, разбросанных по крохотной, неубранной комнате. Он пользовался очками; они лежали возле чернильницы. За недели, что она не видела его, он порядком оброс. Коннор был похож на нищего преподавателя, который живет своим колледжем и книгами, перебивается на одних сухарях. Коннор. Ему шло это имя.

– Давайте говорить начистоту. – Он подошел ближе. – Вы ждете от меня ребенка и хотите, чтобы я женился на вас.

Она собралась было сказать что-нибудь язвительное по поводу слова «хотите». Но потом напомнила себе, что не в том она сейчас положении, когда может позволить себе такое удовольствие. Если он хотел увидеть ее униженной, его желание, безусловно, Исполнилось: «леди Щедрость» валялась у него в ногах.

– Если бы у меня был иной выбор, я бы воспользовалась им. Я не испытываю иллюзий относительно вашего мнения обо мне; это вы дали мне понять при нашей последней встрече. Если бы дело было только во мне, я вынесла бы все, что угодно, лишь бы не обращаться к вам с этой просьбой. Но речь идет о ребенке, о нем я должна думать в первую очередь.

Он молчал. Если он откажет… она вся сжалась при мысли о том, что будет дальше. Может быть, он уже связан обязательствами, с отчаянием подумала она, вспомнив привлекательную женщину, которая недавно вышла из его конторы. Она видела ее, когда пряталась в темной подворотне напротив, собираясь с мужеством, чтобы постучать в его дверь.

– Вам не обязательно жить со мной, – охрипшим голосом продолжала Софи, страшась все больше его молчания. – Оставайтесь здесь и продолжайте столь важные для вас попытки реформировать… – она запнулась, вновь подавляя в себе желание оскорбить его своим сарказмом. – Я прошу только имени для ребенка. Женитесь на мне – и больше можете никогда меня не видеть, если это вас устраивает.

– Устраивает ли это вас?

Софи сделала слишком большую паузу, прежде чем ответить, и ее голос дрогнул:

– Да.

Коннор снова ничего не сказал. Молчание становилось невыносимым, и она была вынуждена отвернуться.

– Предлагаю вам деньги, – тихо, но отчетливо сказала она, вконец измученная. – Ежегодную стипендию, если угодно, которую буду выплачивать каждый месяц, если вы…

Он резко схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

– Насколько же вы ненавидите меня? Неужели настолько, чтобы думать, что я возьму за это деньги?

– Я не хотела оскорбить вас. Я ничего о вас не знаю. Меня учили ничего не принимать на веру. – Его пальцы ослабли; он выпустил ее руку, и Софи увидела в его глазах раскаяние. – Так вы женитесь на мне? – поспешила она воспользоваться тем, что он смягчился.

Мгновение он смотрел на нее.

– Я дам вам знать. Это серьезный шаг, и мне надо подумать, – сказал он и улыбнулся негодованию, которое она не сумела скрыть. – Где вы остановились?

Ей хотелось вцепиться в него, плюнуть ему в глаза. Невероятным усилием воли она сдержалась и назвала маленькую скромную гостиницу на Фрейз-уок, где зарезервировала номер.

– Фрейз-уок, – повторил он, делая вид, что адрес произвел на него впечатление. – Значит, вы можете ждать ответ, не испытывая неудобств, не так ли?

Софи обошла его и направилась к двери, на ходу плотнее запахивая плащ. Она боялась, что если останется здесь хотя бы еще на минуту, то ударит его.

Ее поспешный уход застал его врасплох. Она была уже на лестнице, когда он спохватился и окликнул ее:

– Софи, подождите. Я провожу вас.

– Не утруждайтесь, – бросила она, не оглядываясь, и, держась за перила, торопливо застучала каблучками по деревянным ступенькам.

– Подождите!

Она уже бежала по двору.

– Вы знаете, где я остановилась. Пришлите мне записку, потому что я не хочу вас видеть!

Туман и темнота были на ее стороне и быстро поглотили ее. Она шла обратно в гостиницу, ничего не боясь, лишь испытывая радость оттого, что осталась одна и что объяснение, которое так ужасало ее, состоялось. Худшего быть уже не может. Конечно же, не может.

На другой день посыльный принес письмо от Коннора.

"Дорогая Софи, я согласен. Принимаю Ваше предложение о свободе действий, как наш девиз, что касается остального, оставляю все на Ваше усмотрение. Не желаете ли скрыться пока здесь, в Эксетере, чтобы застенчивой молодой парой вернуться в Уикерли после того, как «тайный брак» станет свершившимся фактом? Я в Вашем распоряжении; дайте только знать, и я сделаю все возможное, чтобы исполнить Ваши желания.

Ваш покорный слуга Коннор Пендарвис".

15

Кристи с головой ушел в книгу, которую читал при свете свечи, принеся ее из алтаря и поставив на кафедру. Софи завидовала его способности целиком погрузиться в чтение, а больше всего его спокойствию. Сама она не могла усидеть на месте. Всякий раз, как она пробовала сесть и спокойно посидеть, она через полминуты вскакивала и принималась ходить взад и вперед, стараясь успокоить нервы. Если ее монотонные шаги по истертому каменному полу церкви и раздражали преподобного Моррелла, он не показывал виду.

Софи думала о том, что он самый добрый из людей, которых она знала. И конечно, ей было легко признаться ему во всем. Она думала о сочувствии, которое он проявил, когда она рассказала, в каком положении оказалась, о его нежелании морализировать или осуждать ее. Он обратился с прошением к архидьякону обойтись, в качестве исключения, без оглашения, так что бракосочетание можно было совершить без промедления. Он не пошел на подлог и не вписал в церковную книгу более раннюю дату бракосочетания, но сделал все возможное, чтобы оно прошло тайно. Назначил церемонию на десять вечера, а чтобы никто не смог им помешать, отослал дьякона и церковного служку по каким-то делам в дальние концы прихода.

Кристи оторвался от книги, взглянул на нее и улыбнулся; Софи улыбнулась в ответ, поневоле успокаиваясь. Они заговорили и разговаривали долго, пока не обсудили все, что можно, и снова принялись ждать жениха.

Она верила, что Коннор приедет, хотя он не ответил на письмо, которое она отправила ему из Уикерли, сообщая день и час их «тайного брака». Если он не сдержит слова, если все его обещания – ложь, если он буквально бросит ее у алтаря… Она повернулась на каблуках и снова принялась расхаживать по церкви.

Софи даже не знала, что произойдет после церемонии. Уедет ли он сразу? Может быть, это последний раз, когда они увидятся, – если он вообще приедет. Или он останется на несколько дней, а потом уедет под каким-нибудь благовидным предлогом, который они заранее обсудят? И как она объяснит рождение ребенка всего через семь с половиной месяцев после свадьбы? Кристи посоветовал не беспокоиться о вещах, которые от нее не зависят, но сказать легко, а выполнить почти невозможно. Энни добавила, что всякого, кто отвернется от нее или будет о ней сплетничать, надо просто послать к черту. Но о таком вызове обществу тоже хорошо было только рассуждать. Софи была не такой решительной, как Энни. Для нее имеет и всегда имело значение, что люди думают о ней. Она поначалу даже не осмеливалась признаться Энни, боясь потерять ее дружбу.